На Свири
В ночь на 28 июля 2012 года наш теплоход «Господин Великий Новгород» (поднявшись двумя днями ранее вверх по Неве) пересек Ладожское озеро и, войдя в реку Свирь, благополучно встал у причала города Лодейное Поле. Сегодня, в день празднования Крещения Руси, в память о 75-летии начала Большого террора, на территории Лодейнопольского храма Святых Первоверховных апостолов Петра и Павла будет воздвигнут Поклонный крест, посвященный Новомученикам и Исповедникам Свирским. И в этом нам, бутовским паломникам, совместно с нашими друзьями из Германии, Дании и Франции – участниками этого трудного Крестного хода по святым местам Русского Севера, предстоит принять самое деятельное участие.
В память о Новомучениках и Исповедниках Свирских
Субботнее утро выдалось теплым, солнечным. Новгородские мореходы - юный экипаж теплохода «Господин Великий Новгород» - споро орудуют на швартовке. И вот уже закреплена вьюшка, спущен трап…
Город спит. Лишь немногие местные православные верующие во главе с отцом-настоятелем храма свв. апп. Петра и Павла – благочинным Лодейнопольского благочиния протоиереем Михаилом Николаевым встречают бутовских пилигримов. Большинство же собравшихся на пристани – учащиеся Московской Международной киношколы (ММК). Второй год эти ребята совместно с лодейнопольской общественностью ведут здесь поисковые работы в местах предполагаемого расстрела и захоронения (дек. 1937 г.) «Второго Соловецкого этапа».
По-отечески тепло говорит отец Михаил о деятельности будущих московских кинематографистов: «Отрадно заметить, что дети, решившие связать свою будущую профессию с миром кино и телевидения, уже сегодня понимают: для того, чтобы двигаться в будущее, надо уважительно относиться к прошлому».
- Вы все знаете о том, продолжил он, что эта земля особо обагрена кровью мучеников, тех, кто находился в Свирьлаге. Теперь трудно определить место, где были эти лагеря, разбросанные тогда по берегам Свири.
Отец-благочинный приглашает нас пройти к храму свв. апп. Петра и Павла, захватив с собой приготовленные заранее на причале камни: они понадобятся нам для возведения символической Голгофы при установке Поклонного креста. По словам отца Михаила, это - временный Поклонный крест, постоянный же будет установлен позже в центре города.
Всех имен «зде пострадавших» мы не знаем, говорит священник. И нынешняя акция у главного городского храма поможет сохранить в памяти людей известные нам имена. Там же мы помолимся обо всех людях, в Свирьлаге пострадавших.
Город пустынен. Но до самого храма наш Крестный ход идет, как «сквозь строй»: проспект Ленина, улицы Урицкого, Коммунаров, Маркса… Чуть замедлив шаг, всматриваемся в ребячьи плакатики. Там – следы утрат и безвозвратных потерь, знаки памяти нашей недавней трагедии.
Со сдержанной силой и чувством поём у апсиды храма (на месте установления Поклонного креста) тропарь и кондак Новомученикам и Исповедникам Российским: Днесь радостно ликует Церковь Русская, яко мати чада, прославляющи новомученики и исповедники своя…
Под несмолкаемое величание Новомученикам передаем из рук в руки камни, ложащиеся в основание символической Свирской Голгофы: «Велича-а-ем. Велича-а-а-ем вас, святии новомученицы и исповедницы Российстии, и чтим честная страда-ания ваша, яже за Христа пре-тер-пе-е-е-ли есте».
Сегодня здесь, на территории Петропавловского лодейнопольского храма, прозвучали немногие, но хорошо известные нам имена людей, прошедших через горнило Свирьлага. И одно из них – имя бутовской преподобномученицы Мстиславы (Фокиной; 1895-1938).
В 1921 году, оплакав почивших родителей, благочестивая фабричная девушка из крестьян - Мария (мирское имя прпмц. Мстиславы) навсегда покинула свой подмосковный отчий дом. Окончательно утвердившись в намерении всецело послужить Господу, девушка уволилась с фабрики и поселилась при храме в Коломне. А девять лет спустя, в одном из храмов города Ижевска приняла постриг с именем Мстислава, сразу же возвратившись в Коломну, где продолжила нести послушание при том же храме.
Вскоре ей стало известно, что в Богословском монастыре под Рязанью, несмотря на гонения со стороны воинствующих атеистов, продолжается монашеская жизнь. И в декабре 1930 года матушка Мстислава отправляется на Рязанщину, чтоб поселиться близ Богословской обители.
Но недолго продолжалось ее молитвенное уединение. В последний день мая 1931 года безбожные власти арестовали всех монахов Богословского монастыря, а также монахинь и мирян, собравшихся вокруг обители. В числе этих 40 человек оказалась и наша матушка.
На допросе в рязанской тюрьме м. Мстислава не скрывала своих убеждений в том, что советская власть притесняет религию. И хотя на словах властями провозглашается свобода, на деле же - монастыри и церкви повсеместно закрывают.
Матушка Мстислава не выдала имени постригавшего ее священника. Заявила, что ушла в монастырь для спасения души и отказалась от мира сего, чтобы отдать себя на служение всецело Господу, в Которого верит, и никакие убеждения и притеснения не убьют в ней веры в Бога.
В сентябре того же года тройка ОГПУ приговорила м. Мстиславу к 3 годам заключения в исправительно-трудовом лагере (ИТЛ). И вскоре она уже была отправлена с этапом в распоряжение Управления Соловецких ИТЛ ОГПУ на станцию Свирь Мурманской железной дороги.
Но даже полное отбытие срока на каторжных работах в Свирьлаге не облегчили ее дальнейших мытарств. По возвращении в 1934 году в Коломну ей было запрещено там проживать, а лагерная справка стала препятствием в трудоустройстве. Пришлось заново оформлять паспорт, что позволило ей остаться в городе и начать прислуживать при местной Покровской церкви. Однако вскоре закрыли и этот храм. В 1936 году исповедница была вынуждена трудоустроиться кладовщицей на патефонный завод в Коломне.
Со второй половины 1937 года местные власти вновь приступили к арестам оставшихся на свободе священников и монахов. 24 февраля 1938 года монахиня Мстислава была повторно арестована и заключена в Коломенскую тюрьму. Начались новые допросы; требования признаний в «грехах», которых не совершала; ознакомление с выдержками из показаний «свидетелей»… Монахиня полностью отвергла все обвинения. Однако 2 марта 1938 года тройка НКВД приговорила ее к расстрелу, после чего оставшаяся до конца верной Богу страдалица была перевезена в Таганскую тюрьму в Москве.
Монахиня Мстислава (Фокина) приняла мученическую кончину 10 марта 1938 года и была погребена в общей безвестной могиле на подмосковном Бутовском полигоне (память 10 марта).
Отец Михаил напомнил, что сегодня Русская Православная Церковь празднует память Святого благоверного князя Владимира – крестителя Земли Русской.
- В этот день мы празднуем праздник Крещения Руси. И символично, что сегодня мы совершаем панихиду по всем тем, кто пострадал в Свирьлаге. Пострадали те, кто верил во Христа, кто принял эту веру Христову и остался верен ей до конца. Эти люди пошли на мучения, на смерть, но не расстались со Христом. Мы называем их Новомучениками и Исповедниками Российскими. Эти люди явили новую силу любви к Богу.
Во многих местах, а не только здесь, в Свирьлаге, были мученики за веру Христову. Многие наши города политы кровью Новомучеников и Исповедников Российских. И глубоко символично, что мы совершаем сегодня панихиду вместе с отцом Кириллом Каледой, являющимся настоятелем храма Новомучеников Российских в Бутове, а также с настоятелем храма в честь святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси, протоиереем Анатолием Фроловым.
Мы рады приветствовать вас всех на нашей земле. Многое нас связывает. И одно из того – 75-летие начала мученического периода гонений. Хотелось, чтобы это не повторилась. Но, как показывает жизнь, сегодня появляются новые мученики за веру Христову. Пока не у нас, но начинается новый период гонений на христиан. И потому, когда мы молимся, мы должны просить, чтобы Новомученики и Исповедники Российские дали каждому из нас крепость и силу веры, чтобы нам сохранять эту веру, преумножать эту веру. Чтобы научить этой вере других людей, которые, быть может, еще только находятся на пути к храму и еще не знают о вере Христовой. В этом, возможно, и заключается наша миссия. Это будет и нашей памятью, и проявлением нашей благодарности всем тем, кто пострадал здесь, в Свирьлаге, за веру Христову.
С пастырским словом к молящимся обратился и наш батюшка - отец Кирилл Каледа.
- Дорогие жители города Лодейное Поле, прихожане храма Святых Первоверховных апостолов Петра и Павла, друзья. Действительно, сегодня Господь судил, что в день памяти Святого Равноапостольного князя Владимира, когда мы празднуем и Крещение Руси, мы совершили и это поминальное богослужение, и установку Поклонного креста в память о пострадавших здесь, на этой святой земле. Она действительно святая, потому что здесь совершен подвиг предстательства пред Богом. И для нас это очень дорого, ибо мы глубоко ощущаем у себя на Бутовском полигоне то, что вся наша земля, вся наша страна обагрена кровью наших предков: дедов, прадедов, бабушек, прабабушек… Полита кровью и их слезами. И наша священная обязанность помнить об этом и постараться передать эту благоговейную память об их подвиге тем молодым людям, которые сейчас живут, и которые, дай Бог, будут рождаться на Русской Земле. Потому что именно этот подвиг, что совершили наши предшественники, здесь, на этой земле, а также в Бутове и во многих других местах, является тем основанием, на котором могут устоять и должны устоять Русская Церковь и наш народ.
В память о нашей совместной молитве на месте бывшего здесь некогда Свирьлага батюшка Кирилл (внук сщмч. Владимира Амбарцумова, расстрелянного на подмосковном Бутовском полигоне 5 ноября 1937 г.) передал благочинному Лодейнопольского благочиния отцу Михаилу икону Святых Новомучеников и Исповедников Российских, в Бутове пострадавших, выполненную по благословению приснопамятного Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в память об освящении храма Воскресения Христова и Святых Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове, а также о восстановлении канонического общения внутри Поместной Русской Православной Церкви 4/17 мая 2007 года.
«Здесь, среди прочих Новомучеников Российских, - заметил отец Кирилл, - есть и преподобномученица Мстислава (Фокина), отбывавшая свой срок в Свирских лагерях, а позже - расстрелянная и погребенная в безвестной могиле на нашем подмосковном Бутовском полигоне».
Учащиеся ММК зачитывают имена бывших «свирьлаговцев», среди которых – сщмч. Августин (Беляев), архиепископ Калужский и Боровский (находился в Свирьлаге с 1931 по1934 гг.); сщмч. Борис (Семенов), с 1931 и умер в заключении; сщмч. Сергий (Мечев), 1935 г.; новомученица княжна Кира Оболенская, пребывавшая здесь в 1932-34 гг.; преподобномученица Мстислава (Фокина), с 1931 по 1934 гг.; сщмч. Феодор (Поздеевский), архиепископ Волоколамский (в Свирьлаге - с 1929 по 1932 гг.); сщмч. Иаков Бобырев (с 1932 по 1936 гг.); Андрей Снесарев, генерал, ученый-востоковед, начальник академии Генштаба, 1931-32 гг. и многие другие узники этого лагеря.
Справка. По данным на 1 мая 1935 года, в Свирьлаге (специализировавшемся на заготовке леса и дров) находилось 45 тыс. заключенных (42 тыс. мужчин и 3 тыс. женщин), из которых около 6 тыс. человек были осуждены за «контрреволюционные преступления».
Отдельно учитывались священно- и церковнослужители – 194 человека. Лица с высшим образованием – 201 человек. Граждане иностранных государств - 65 человек.
Уже к 1935 году стало ясно, что Свирьлаг «из-за низкой производительности труда заключенных и неудовлетворительного использования рабсилы» не в состоянии обеспечить выполнение заданной ему производственной программы, и к 1 октября 1937 года он прекратил свое существование.
По утверждению исследователей, «сегодня невозможно найти даже следов этого лагеря. Землянки и палатки Свирьлага были уничтожены во время войны. О нем не написано монографий. Нет упоминаний в учебниках. Сегодня Свирьлаг жив лишь в воспоминаниях людей».
(Но, видимо, цифры лагерного контингента постоянно менялись, или же их точно не знал никто. По данным работника планового отдела Свирского лагеря осужденного И. Солоневича, в начале марта 1934 года в нем было 78 тыс. «населения». – Авт.).
Сквозь колючую проволоку
Далеко не случайно отец Михаил обратил наше внимание на фотографию бывшего «свирьлаговца» – белорусского писателя, журналиста и спортсмена, выпускника юридического факультета Петербургского университета (1916 г.) Ивана Солоневича - автора некогда ставшей широко известной во всем мире книги мемуаров - «Россия в концлагере», впервые опубликованной в Болгарии в 1936 году.
И.Л. Солоневич, осужденный вместе со своим братом Борисом на 8 лет лагерей «за связи со шпионами-иностранцами», «контрреволюционную пропаганду» и т.д., был этапирован сюда в 1933 году, однако уже в 1934 году совершил сенсационный побег за границу. Вместе с Борисом им удалось воистину чудом преодолеть 200 км пути по северному бездорожью, через реки, болота, нередко продираясь сквозь дикую тайгу. Но, пожалуй, самыми трудными «препятствиями» на их пути были населенные пункты, жители которых - голодные, запуганные и ожесточенные люди запросто выдавали таких доходяг-беглецов за 200 гр. сахарного песка, чтобы их собственные дети не умерли с голоду.
А после Солоневичей ждала неприкаянная, наполненная лишениями жизнь в Финляндии, Болгарии, Германии, английской зоне оккупации в Польше, Аргентине, с последующей высылкой («за связь с агентами НКВД»?!?) в Уругвай.
И.Л. Солоневич скончался в Монтевидео 27 апреля 1953 года, полгода не дожив до 62 лет. Незадолго до смерти он, любивший Россию и свою родную Беларусь, предсказал неизбежный крах СССР, который, по его мнению, «утонет в собственном шпионстве и предательстве». Прав ли был он? Не нам судить.
Военная прокуратура Ленинградского военного округа реабилитировала И.Л. Солоневича 20 июля 1989 года.
Свое кредо Иван Солоневич высказал в словах: «Я считал и считаю, что ненависть к строю, который отправляет в могилу миллионы людей моей родины, - это не только мое право, но и мой долг».
Известный спортсмен и талантливый журналист, он изъездил Советский Союз «вдоль и поперек» и то, о чем писал, - знал не понаслышке. А потому его свидетельства - правдивые, горькие и глубоко им переживаемые, безусловно, заслуживают нашего внимания.
Обратимся же к этому яркому человеческому документу:
- В той борьбе не на жизнь, а на смерть…нельзя представлять себе дело так, - писал он, - что вот с одной стороны беспощадные палачи, а с другой – только безответные жертвы. Нельзя же думать, что за годы этой борьбы у страны не выработалось миллионов способов и открытого сопротивления, и «применения к местности», и всякого рода изворотов, не всегда одобряемых евангельской моралью. И не нужно представлять себе страдание непременно в ореоле святости. Я буду рисовать советскую жизнь в меру моих способностей такою, какою я ее видел. Если некоторые страницы этой жизни читателю не понравятся – это не моя вина.
- Если нет статистики убитых физически, то кто может подсчитать количество убитых духовно, пришибленных, забитых?
Их много. Но как ни много их, как ни чудовищно давление, есть все-таки люди, которых пришибить не удалось…
Об этапах и судьбах русских женщин. «Каждую неделю ленинградские тюрьмы отправляют по два этапных эшелона в концлагеря.
<…>Толпа раздается перед грузовиком, и из нее сразу взрывом несутся сотни криков, приветствий, прощаний, имен. Все это превращается в какой-то сплошной нечленораздельный вопль человеческого горя, в котором тонут отдельные слова и отдельные голоса. Все это – русские женщины, изможденные и истощенные, пришедшие встречать и провожать своих мужей, братьев, сыновей.
Вот, где поистине «долюшка русская, долюшка женская»…
<…> Я знаю – они неделями бегали к воротам тюрьмы, чтобы узнать день отправления их близких. И сегодня они стоят здесь, на январском морозе с самого рассвета; на этап идет около сорока грузовиков, погрузка началась с рассвета и кончится поздно вечером. И они будут стоять здесь целый день только для того, чтобы бросить мимолетный прощальный взгляд на родное лицо. Да и лица-то этого, пожалуй, не увидят: мы сидим, точнее, валяемся, на дне кузова и заслонены спинами чекистов, сидящих на бортах».
«… отрывая от себя последний кусок хлеба, они [женщины] будут слать эти передачи куда-нибудь за Урал, в Карельские леса, в приполярную тундру. Сколько загубленных женских жизней вот так, мимоходом прихваченных чекистской машиной».
О жертвенности наших людей. «…на Украине крестьяне вымирают в большей пропорции, чем в лагере, и я реально видал крестьян, собирающих всякие объедки для посылки их на Украину. Значит ли это, что эти крестьяне в лагере не голодали? Нет, не значит. Но за счет еще большего голодания они спасали свои семьи от голодной смерти».
О лагерных расстрелах. Брат Ивана Солоневича Борис был медиком в лагерной санчасти. «Лечить было почти нечем. И, кроме того, ежедневно в санитарную ведомость лагеря приходилось вписывать цифру, обычно однозначную, сообщаемую из третьей части и означающую число расстрелянных. Где и как их расстреливали, официально оставалось неизвестным. Цифра эта проставлялась в графу «Умершие вне лагерной черты», и Борис на соответствующих личных карточках должен был изобретать диагнозы и писать «exitus laetalis» /летальный исход – латин./. Это были расстрелы втихомолку – самый распространенный вид расстрела в СССР».
Об интеллигенции и крестьянах. «Да, конечно, интеллигенции очень туго. Да, конечно, очень туго и в тюрьме и в лагере, например, мне. Значительно хуже большинству интеллигенции. Но в какое сравнение могут идти наши страдания и наши лишения со страданиями и лишениями русского крестьянства, и не только русского, а и грузинского, татарского, киргизского и всякого другого. …со мною считались в тюрьме и будут считаться в лагере… С крестьянином не считаются вовсе. …Крестьянина и расстреливают, и ссылают или вовсе без суда или по такому суду, о котором и говорить трудно… Тройка безграмотных и пьяных комсомольцев засуживает семью, в течение трех-четырех часов ее разоряют вконец и ликвидируют под корень».
О сотоварищах по этапу. «Большинство – это крестьяне. Они одеты во что попало, как их захватил арест. С мужиком вообще стесняются очень мало. Его арестовывают на полевых работах, сейчас же переводят в какую-нибудь уездную тюрьму, по сравнению с которой Шпалерка – это дворец. …если и выходят оттуда живыми, то выходят совсем уж привидениями.
Наши этапные мужички тоже больше похожи на привидения.
<…> мужика бьют по черепу дубьем.
И вот сидит «сеятель и хранитель» великой русской земли у щели вагонной двери. Январская вьюга уже намела сквозь эту щель…
…едет он на какую-то «великую» сталинскую стройку. Ничего строить он не может, ибо сил у него нет. В 1930-31 году такого этапного мужика на Беломорско-Балтийском канале прямо ставили на работы, и он погибал десятками тысяч, так что на строительном фронте вместо «пополнений» оказывались сплошные дыры.
Сейчас их оставляют на две недели в «карантине», постепенно втягивая в работу… Лагерь – все-таки хозяйственная организация, и в своем рабочем скоте он все-таки заинтересован».
Приняв страдание как дар Божий
Через жернова Свирьлага некогда прошел и ученый с мировым именем - профессор Алексей Федорович Лосев (1893 -1988).
Как же близко отстоят от наших дней события тех страшных лет! Ведь еще не так давно - в 1983 году мы имели счастье участвовать в юбилейных торжествах, посвященных 90-летию со дня рождения этого выдающегося ученого, проходивших тогда в МГПИ им. Ленина (!). Еще свежи в нашей памяти и его живой рассказ о деле всей его жизни – классической филологии, и последние слова, сказанные нам, молодежи: «Это говорю вам я – умирающий Лосев». Но Господь судил ему прожить еще без малого пять лет. Он - ученый с мировым именем и монах в миру - отошел ко Господу 24 мая в День Святых Равноапостольных Кирилла и Мефодия на 95-м году жизни.
Примечательно, что в те дни, когда 90-летнего юбиляра награждали Орденом Трудового Красного Знамени, вышел «вердикт» о запрете на публикацию его книги «Вл. Соловьев». Но таковы были реалии советского времени.
Составительница книги «Лосев», вышедшей в 1997 и переизданной в 2007 году в Москве в серии ЖЗЛ, Аза Тахо-Годи приводит строки из писем молодого А.Ф. Лосева и его супруги (также прошедшей через сталинские лагеря) - астронома Валентины Михайловны Соколовой-Лосевой, относящиеся к страшным событиям тех лет: «…Вокруг идут аресты, на улицах (на Арбате, совсем рядом) «ощущение первых христиан среди капищ». «Жутко, что может не хватить сил перед стихией сатанинской, сойдешь с ума или отупеешь. Не такие люди сдаются и побеждаются. …Замучают за исповедание Христа. И только хочется, чтобы уж скорее, а главное, чтобы дал Бог силы перенести с мужеством, не отречься при всем ужасе мук и умереть во Христе».
Думали так: Алексей Федорович уйдет в монастырь, Валентина Михайловна – в монашки (Дневник, 26/XII - 1925).
Даже наука отступила тогда для них на далекий план: «Ведь все равно через несколько лет неизбежно в монастырь прийти» (31/I - 1926). Когда Алексей Лосев сказал однажды отцу Давиду, что надо бросить науку, тот ему мудро ответил: «Ты не науку брось, а страсти свои брось». (Афонский архимандрит Давид (Мухранов) - духовник Лосевых. – Авт.). Так же и Валентине Михайловне он указывал, что на одни чувства «полагаться нельзя». Без рассуждения нельзя спасаться. «Если рассуждения нет – не удержишься». И уход от мира тоже требует разумного обдумывания. (Примечание. Тайный монашеский постриг Лосевых был совершен о. Давидом 3 июня 1929 года. Отныне они – монах Андроник и монахиня Афанасия. – Авт.).
Не может не поражать то, что эти высокоодаренные люди, прошедшие через тяжкие испытания, лишения, унижения, голод, холод и скорби (не ведомые нам, людям благополучно-сытого времени), не только не сломились, не измельчали в памятозлобии, но сохранили светлый образ Богом дарованной души. Откуда такая сила? Она - в непоколебимой вере в Господа и в духовной силе самого Православия. Как вспоминал сам ученый в письме к М.В. Юдиной (17/II-1934), отец Давид, провожая свое духовное чадо в далекую ссылку в Свирьлаг, так напутствовал его при их последней встрече: «Всякое страдание принимай как дар любезного Отца. Кто страдает по вине, тот озлобляется. А кто страдает безвинно, тот радуется. Иди с миром».
Справка. А.Ф. Лосев был арестован 18 апреля 1930 г. под предлогом незаконных вставок в готовившуюся тогда к выходу книгу «Диалектика мифа». Ему были предъявлены обвинения в участии в монархической организации «Истинно-православной церкви». Приговор – 10 лет лагерей. Арестованной чуть позже жене В.М. Лосевой – 5 лет лагерей. Однако в 1933 г. постановлением ЦИК СССР с ученого была снята судимость и А.Ф. Лосев, инвалид III категории по зрению (а позже и вовсе ослепший), - восстановлен в гражданских правах.
Он уходил, вспоминала Валентина Михайловна, «беззащитный и беспомощный. Но о. Давид причастил его Святых Тайн, осенил крестом, благословил. Значит, он имеет высоких заступников». Отныне она боялась только одного: «умереть раньше А.Ф. и не увидеть его». Но Бог дал - свиделись! И дал силу жить! «Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться?» (Пс. 26, 1).
---
Тремя днями ранее, расставаясь в Петербурге с нашим другом - Анатолием Яковлевичем Разумовым, мы услышали от него о том, что в разбираемых им архивных документах ему удалось обнаружить упоминание об отправлении расстрельной команды НКВД из Ленинграда в район города Лодейное Поле в числа, совпадающие с днями расстрела «Второго Соловецкого этапа» (8-10 декабря 1937 г.). Был там также пофамильный список жертв и даты расстрела, которые были найдены им еще ранее, во время работы с архивами ФСБ и МВД. Эти и другие проанализированные А.Я. Разумовым данные позволили исследователю выдвинуть вполне обоснованное предположение о том, что район города Лодейное Поле мог стать местом гибели 509 узников Соловецкого Лагеря Особого Назначения (СЛОН), составлявших 2-й, «потерянный этап». В этом списке числится и отец Павел Флоренский, священник, ученый, инженер, мыслитель…, тот, которого цивилизованный мир некогда назвал «русским Леонардо».
Когда упадет последний лист…
Приполярный Север и Соловецкая тюрьма - не лучшее место для эпистолярной лирики. А потому письма отца Павла родным, и особенно – детям, проникнуты светом уже не просто человеческой, но Божественной любви. «Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким, рожденным от Духа» (Иоан. 3,8).
Словно предчувствуя близость конца, отец Павел, постоянно раздумывая о судьбе своего рода, который он осознавал «как целое, а не как сумму последовательных поколений», и как ученый-исследователь искал закономерности и аналогии в его развитии.
Из писем 1935 года. «Видимо, у каждого рода есть свой закон, от которого не уйдешь. ...Мой прадед был оторван от своей семьи и не имел родственных связей. Умер он молодым, и дед рос без отца. Отец тоже рано осиротел и тоже почти не было у него родственников… Я своего отца видел мало, всегда он был в разъездах. Мои дети все время росли без меня, бывал я дома лишь наездами, а теперь и совсем оторван от них. Вот, пять поколений – и одна и та же участь».
Находясь на краю физической гибели, священник-узник размышляет о природе истинно трагического. «…если человек согрешил и несет естественное возмездие за свой грех, то можно его жалеть, но нельзя не испытывать нравствен[ного] удовлетворения, что грех не остался безразличным и безнаказанным. Трагическое же как таковое возникает от зрелища несоответствия между возмездием и поступком, причем за свой поступок человек отвечать не может, но совершил его в силу своих наследственных свойств и расплачивается поэтому за роковую вину предков».
Из писем 1936 года.
(Одно из последних писем с Соловков супруге Анне Михайловне). «Здесь, в одиночестве, я часто возвращаюсь мыслию ко времени своего детства…».
«Наша родовая природа такова, что мы можем успешно работать лишь там, где надо работать творчески и пионерски (от фр. pionnier, pion — первопроходец. – Авт.). Все мои предки, по прямым и по боковым линиям, были пионерами. Кроме того, наше мышление не отвлеченное, а конкретное, опирающееся на непосредственное наблюдение и опыт. …нашей мысли не свойственен академизм и формализм.
<…> Знаешь, усопших я ощущаю гораздо живее, чем знакомых, с которыми расстался, - кроме Вас, домашних. Знакомые всплывают как бледные тени, а умершие ощущаются изнутри».
(Из письма сыну Кириллу). «…Жизнь напоминает мне тоненькую свечку, горящую при бурном шторме. Скорее удивительно, что ее не задувает мгновенно, чем то, что она все-таки не гаснет всегда, во всяком случае. Теоретически в этом надо видеть наглядное доказательство, что жизнь в целом сильнее всех стихий мира».
Из писем 1937 года.
(Дочери Ольге).
«Секрет творчества – в сохранении юности. Секрет гениальности – в сохранении детства, детской конституции на всю жизнь. Эта-то конституция и дает гению объективное восприятие мира.
…Иметь ясное, прозрачное настроение, целостное восприятие мира и растить бескорыстную мысль – чтобы под старость можно было сказать, что в жизни взято все лучшее, что усвоено в мире, все наиболее достойное и прекрасное и что совесть не замарана сором…».
Даже в темнице хранили эти люди ясность ума и чистоту сердца, заботу о близких и мысли о бессмертной душе.
---
У американского писателя О` Генри есть новелла о художнике, написавшем на стене дома образ простенького осеннего листка. Жизнь тяжело заболевшей девушки, неотрывно глядящей в окно на этот лист, не оборвется, пока осиротевшая ветка дерева еще сохраняет эту маленькую частичку жизни. Не оборвется в наших сердцах и память об этом русском гении, пока в наших руках живут и трепещут тоненькие листки последних писем священника-узника, «русского Леонардо» - отца Павла Флоренского.
О Лодейном Поле с благодарностью и любовью
Значительна в истории нашего Отечества «биография» этого маленького городка. Говоря о нем, невольно вспоминаются нам афористические пушкинские строки: «Россия вошла в Европу, как спущенный корабль - при стуке топора и громе пушек»!
Когда-то привлеченный силой этого северного края, соединившего мощной стремительной Свирью два великих озера – Онегу и Ладогу, русский Царь Петр I приказал заложить здесь (1702 г.), на левом берегу реки, корабельную верфь. Не только местные судовых дел мастера привлекли внимание рачительного государственного мужа, но и богатые «корабельные леса», стратегически выгодное географическое положение, доступный выход к Балтийскому морю, а, значит, - и в Европу. Так мыслил Великий Петр, основывая Олонецкую верфь.
Ох, как необходимы были молодой России морские суда! А потому строили верфь дружно, ходко. И уже 22 августа 1703 года с олонецких стапелей был спущен на воду «первенец Балтийского флота» - 28-пушечный фрегат «Штандарт», воплотивший в себе все самое передовое из голландской и английской кораблестроительных школ. Название «балтийского первенца» глубоко символично: одновременно с закладкой корабля Петр I ввел новый флаг - царский штандарт, представлявший собой двуглавого орла на желтом фоне. Орел держал в лапах и клювах четыре карты с контурами Каспийского, Азовского, Белого и Балтийского (выход к которому еще только предстояло завоевать. – Авт.) морей. И это означало, что Россия уже начала осознавать себя как крупная морская держава.
Из всех плодов своей кипучей деятельности именно флот называл Петр I своим любимым детищем. С ним во многом он связывал возможность преодоления «вековой отсталости» и изолированности России перед лицом «просвещенной Европы».
В немалой мере созданию Балтфлота способствовало и начало Северной войны (1700-1721 гг.) с таким опытным и мощным противником на море, каковым являлась тогда Швеция.
Во времена Императрицы Екатерины II поселению, сложившемуся вокруг судоверфи на Свири, в мае 1785 года был дарован статус города с названием Лодейное Поле.
За 128 лет существования верфи здесь было построено и спущено на воду около полутысячи парусных и гребных судов, среди которых - шлюп «Диана», совершивший переход из Кронштадта на Камчатку, шлюп «Мирный», участник открытия Антарктиды, составившие подлинную славу Российского флота.
Но город Лодейное Поле – это не только место рождения прекрасных кораблей. Это и горестное место ссылки политзаключенных. Так было в начале ХХ века, так сложилось и позже, когда в 1931-37 годах город стал центром расположения Управления Свирьлага - гулаговских лагерей по берегам Свири.
Неоценим подвиг лодейнопольцев в годы Великой Отечественной войны! Тогда их родной город стал линией героической обороны, без малого три года защищавший «Дорогу жизни» и подступы к блокадному, но не сломленному Ленинграду.
---
Лодейное Поле... Мы покидаем этот тихий и малоприметный ныне городок. Он словно отдыхает от своего бурного и во многом славного прошлого. Но сколько в нем еще не разгаданных тайн?! Быть может, хранит он в своей земле не только безвестные останки, но и святые мощи многих и многих страдальцев за веру и Церковь Христову, что нашли здесь свое последнее упокоение в страшные годы «Большого террора». И если будет на то Промысел Божий, то откроются ныне живущим и место их погребения, и славные их имена, и деяния.
Святые Новомученики и Исповедники Свирские, молите Бога о нас!
Николай и Наталья Минины
(продолжение следует)