7.png
Бутовский полигон – крупнейшее в Московском регионе место массовых расстрелов и захоронений жертв сталинских репрессий. Сегодня известны имена 20760 человек здесь убиенных. Эти люди были расстреляны в течении очень короткого периода времени, с августа 1937г. по октябрь 1938, а полигон функционировал с 34 по 53 год…
Те, о ком мы знаем – мужчины и женщины в возрасте от 14 до 82 лет, представители 73 национальностей, всех вероисповеданий, всех сословий, но большинство из них, простые рабочие и крестьяне – русские православные люди.
Около 1000 человек, из числа погребенных в Бутово, пострадали как исповедники Православной Веры, более трехсот, сегодня прославлены в лике святых.
Название нашего сайта – martyr (мартир), происходит от греческого μάρτυς, что в буквальном переводе значит – свидетель, на русский чаще переводится как мученик. Сайт посвящен, прежде всего, убиенным на Бутовском полигоне за Православную Веру, но не только. Мы собираем и публикуем материалы о всех пострадавших в Бутово и иных местах в годы репрессий, независимо от их национальности и вероисповедания.

БУТОВСКИЙ КАЛЕНДАРЬ

подробнее

france Spain

Памяти Пастернака

 
62 года назад, в понедельник 30 мая 1960 года в Переделкине в 23 часа 20 минут умер Борис Леонидович Пастернак.
А почти за месяц до этого, 2 мая, он сказал Екатерине Крашенинниковой:
«Катя, я умираю. Вы должны меня поисповедовать, так как Зина не разрешает пригласить священника, вы перескажете исповедь священнику, и он даст разрешительную молитву».
Я подхожу вплотную к кровати и читаю молитвы перед исповедью. Он конкретно и четко исповедуется за последние полтора месяца, прошедшие со дня его последней исповеди. Я отвечаю по поводу всего совершенно независимо от своего мнения, а непосредственно, как, чувствую, надо в каждый момент.
Затем он просит открыть дверь и позвать Зинаиду Николаевну и Нину Табидзе.
«Зина и Нина, — говорит он очень громко. — Вы должны помочь Кате похоронить меня так, как положено православному христианину. Когда я умру, поставить меня в церковь. Утром после литургии и отпевания прощаться со мной в церкви». Они выслушали и молча ушли».
По словам Евгения Пастернака, «эту исповедь она потом сообщила священнику, своему духовнику <о. Николаю Голубцову>, и он дал разрешительную молитву.
— Так делали в лагерях, — закончила она свой рассказ».
«За неделю до смерти, — вспоминает уже З. Н. Пастернак, — Боря хотел попросить Катю Крашенинникову устроить отпевание на дому. Но я сказала, что обойдусь без Кати, и обещала ему позвать хоть самого патриарха».
31 мая, встретив Екатерину Крашенинникову, Нина Табидзе говорит, что «они с Зинаидой Николаевной упросили Бориса Леонидовича разрешить им не ставить его в церковь. Отпоют заочно».
Когда мы остались с Зинаидой Николаевной вдвоем в ее комнате, — вспоминает Зоя Масленикова, — я спросила, что она думает о церковном отпевании.
— Это необходимо сделать, — сказала она, — но справимся ли мы с вами вдвоем?
— Я никогда с этим не сталкивалась, но попробую, — отвечала я.
Я отправилась в переделкинскую церковь договариваться о тайном отпевании на дому накануне похорон, в ночь на 2 июня.
По просьбе Зинаиды Николаевны сказала священнику, что Борис Леонидович был евреем, крещен, но свидетельства о крещении нет. Он отвечал, что свидетельства не нужно, и объяснил мне весь ритуал. <…> Тут Зинаида Николаевна попросила меня снова пойти в церковь и раздобыть каких-нибудь старушек, чтобы они читали ночью Псалтырь, а домашние могли бы отдохнуть. Пошла в церковь, договорилась, вернулась на дачу и в 11 часов вечера отправилась за старушками. Привела их на дачу <…>».
И вот ночь с 1 на 2 июня. Заупокойная служба началась в час ночи. Обряд отпевания провел о. Иосиф, священник переделкинской церкви Преображения Господня. Как рассказывает Е. Крашенинникова, «гроб стоял в первой комнате, перед ним аналой. Слева хор. Справа по стене — с опущенными руками Зинаида Николаевна, она была само горе; я не могла на нее смотреть. Рядом с ней Нина Табидзе, еще кто-то. Я встала сразу за гробом, рядом со мной оказался сын Бориса Леонидовича от первого брака, Женя. Около Марии Вениаминовны <Юдиной> поставили стул; комната полна народа.
Началась всенощная и отпевание — глубоко мистические. Я пела вместе с хором. Прощанье назначили на следующий день».