2.png
Бутовский полигон – крупнейшее в Московском регионе место массовых расстрелов и захоронений жертв сталинских репрессий. Сегодня известны имена 20760 человек здесь убиенных. Эти люди были расстреляны в течении очень короткого периода времени, с августа 1937г. по октябрь 1938, а полигон функционировал с 34 по 53 год…
Те, о ком мы знаем – мужчины и женщины в возрасте от 14 до 82 лет, представители 73 национальностей, всех вероисповеданий, всех сословий, но большинство из них, простые рабочие и крестьяне – русские православные люди.
Около 1000 человек, из числа погребенных в Бутово, пострадали как исповедники Православной Веры, более трехсот, сегодня прославлены в лике святых.
Название нашего сайта – martyr (мартир), происходит от греческого μάρτυς, что в буквальном переводе значит – свидетель, на русский чаще переводится как мученик. Сайт посвящен, прежде всего, убиенным на Бутовском полигоне за Православную Веру, но не только. Мы собираем и публикуем материалы о всех пострадавших в Бутово и иных местах в годы репрессий, независимо от их национальности и вероисповедания.
france Spain

80 лет с начала Большого террора

pref


Весемьдесят лет тому назад 30 июля 1937 г. был подписан оперативный приказ народного комиссара внутренних дел СССР Николая Ежова № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Фактически именно с этого дня началась самая кровавая массовая «кулацкая» операция, потом к ней добавились другие по «национальной линии». В результате в 1937 – 1938 гг. было расстреляно около 700000 человек, еще примерно столько же было отправлено в лагеря. По всей стране возникли свои «Бутовские полигоны». В приказе среди прочих «антисоветских элементов» особая роль отводилась «церковникам», и хотя чекисты понимали этот термин широко, в первую очередь речь шла об уничтожении активной части духовенства и мирян Русской Православной Церкви. В связи с этой памятной датой, мы, с разрешения автора, предлагаем вниманию читателей нашего сайта публикацию доклада известного российского историка, доктора исторических наук, профессора МГУ и ВШЭ, Олега Витальевича Хлевнюка, сделанного на круглом столе "Увековечение памяти жертв политических репрессий и Высшая школа России", который состоялся 28 октября 2016 года на Бутовском полигоне при участии нашего Прихода.


Сталинские репрессии как проблема научной историографии.

15Как любое историческое явление, сталинский террор можно рассматривать как морально-политическую и научную проблему. Такое разделение, конечно, в определенной степени искусственно, но оно реально существует. Такое разделение вполне очевидно, если мы обратимся к научной литературе, с одной стороны, и публицистике, дискуссиям в интернет-сообществах и т.д., с другой. Я буду учитывать наличие этого разделения, но при этом хотел бы сделать акцент на вопросах научной историографии.

Политические и моральные аспекты истории террора вполне очевидны, хотя их нередко стараются замалчивать. Уничтожение государством сотен тысяч и миллионов ни в чем не повинных людей – это преступление, которое заслуживает осуждения. Аргументы апологетов Сталина звучат кощунственно. Хотя под давлением фактов они уже не могут отрицать реальность террора и его многочисленных жертв, в ход идут аргументы о его якобы незначительности. Говорят о «всего» нескольких миллионах людей, осужденных по политическим статьям. Остальных объявляет преступниками. Намекают на то, что репрессированные были действительно виноваты, игнорируя факт их полной реабилитации. Утверждают, что Сталин расправлялся с проворовавшимися чиновниками, хотя на самом деле и не все чиновники были ворами, а абсолютное большинство жертв террора составляли рядовые граждане. В ходу «теории» о двойной морали, о «неподсудности» государства, о позволительности уничтожения людей во имя «великих целей».
Преподавателям высшей школы, конечно, приходится учитывать наличие таких влияний на студентов. Противостоять таким влияниям можно опираясь на реальные факты, документы, достижения современной научной историографии, которая за последние годы после открытия архивов немало сделала для внимательного и аргументированного исследования истории сталинского террора. В высшей школе, ответственной за подготовку специалистов высокой квалификации, особенно специалистов-историков, важно обращать особое внимание на соединение научной историографии и процесса преподавания. Важно чтобы студенты знали, чем занимается профессиональная историография, какие имеются источники, по каким направлениям ведутся исследования, какие имеются результаты, нерешенные вопросы и перспективы. В целом, это огромная тема, которую коротко можно охарактеризовать лишь отдельными штрихами.

32317Одной из первых задач историков было установление количественных параметров террора, изучение ранее секретной ведомственной статистики об арестах и осуждениях. Общие цифры, сохранившиеся в ведомственных архивах МВД и органов юстиции, всеми историками принимаются как важная исходная точка для дальнейшего изучения вопроса о масштабах террора (1). Всего, как показывает ведомственная статистика, с конца 1920-х годов до смерти Сталина в 1953 г. было осуждено к расстрелу около 800 тыс. человек. За этот период было вынесено около 20 млн приговоров к заключению (включая повторные приговоры одним и тем же людям).
Часть приговоров выносились по политическим статьям. 6 млн человек были отправлены в ссылку в так называемые спецпоселения, где они жили в крайне тяжелых условиях под охраной комендатур без права выезда. Условия существования в лагерях и ссылке были чрезвычайно неблагоприятными. Голод, эксплуатация на тяжелых работах, недостаток одежды и жилья приводили к массовой смертности.

Согласно отчетным данным руководства МВД, Прокуратуры и Верховного Суда СССР, представленным в ЦК КПСС в начале 1954 г., с 1921 до начала 1954 г. было осуждено за так называемые «контрреволюционные преступления» около 3,8 млн человек (2). Эти цифры требуют дальнейшего изучения. Например, из справки не ясно, идет ли речь об количестве осужденных или о количестве вынесенных приговоров (включая повторно осужденных). Помимо осужденных, было значительное количество людей, арестованных по политическим обвинениям, но так и не дошедших до суда и умерших в период следствия, нередко под пытками. Существуют и другие вопросы, требующие разрешения.

45936Однако в целом приведенные цифры свидетельствуют о значительном размахе репрессий по политическим мотивам. Нередко только эти приговоры предлагают учитывать при определении масштабов террора. Однако это не верно. У нас нет оснований считать всех остальных репрессированных уголовниками. Яркий пример – несколько миллионов крестьян, сосланных вместе с семьями в спецпоселки. Можно ли считать уголовниками этих мужчин, женщин и детей, о попавших под каток политики «раскулачивания»? Несомненно они были жертвами политических репрессий. То же можно сказать о сотнях тысяч людей, высланных по национальному признаку на основании принципа коллективной ответственности из различных районов СССР.

Внимательно изучение социального состава арестованных и заключенных, которое проводится в последние годы на основании следственных дел, показывает, что преобладающую часть жертв террора составляли рядовые граждане страны. Партийно-государственные функционеры составляли лишь несколько процентов арестованных. Например, в 1937-1938 годах по официальной статистике МВД было арестовано около 1,6 миллиона человек, из которых расстреляно около 700 тысяч. Решение о репрессиях руководящих работников санкционировались Политбюро (Сталиным и некоторыми его соратниками). Эти расстрельные списки включают менее 40 тысяч имен. Данная пропорция - 1,6 миллиона арестованных и из них менее 40 тысяч руководителей демонстрирует неверность аспространенной точке зрения о терроре как способе борьбы с коррупцией и подавления злоупотребляющих властью чиновников. Этот мотив в годы террора играл минимальную роль.

92597Многочисленные работы историков, опубликованные после открытия архивов, в деталях исследовали механизмы репрессий (3). Были выявлены все ключевые документы об инициировании репрессивных акций и их реализации. В результате, сталинский террор рассматривается как чередование различных массовых операций, проводимых НКВД-МВД-МГБ и относительно «спокойных» периодов, когда насилие применялось на среднем уровне. Если массовые операции проводились, то общий уровень арестов и расстрелов возрастал, если не проводились – уменьшался. Например, всплески террора в начале 1930-х годов были связаны с проведением коллективизации, а затем с кризисом и голодом 1932-1933 гг. Активизация экономических стимулов роста, ориентация на союз с западными демократиями перед лицом нацистской угрозы были причинами некоторого ослабления террора внутри СССР в 1934-1935 гг., несмотря на убийство Кирова. Затем в 1937-1938 гг. проводились массовые операции НКВД, что вновь привело к резкому увеличению арестов и расстрелов.

В целом, несмотря на больше достижения, можно отметить определенную хронологическую неравномерность изучения массовых репрессий. Лучше исследованы события 1937-1938 года, депортации крестьян и народов. Хуже – другие массовые операции, а также те периоды, когда массовые операции не проводились.

OperativnyPrikazNKVD00447-004-564x800Выявленные документы показывают, что инициатором репрессивных акций выступало высшее руководство страны при ведущей роли Сталина. Исследования полностью опровергают предположения так называемых «ревизионистов» о сталинском терроре, как о хаотичном, слабо контролируемом явлении. Приказы о проведении массовых операций принимались в Москве на уровне Политбюро, а затем спускались для исполнения в региональные подразделения органов госбезопасности. Центр также тщательно контролировал ход операций. Таким образом, архивные документы однозначно свидетельствуют о том, что политические репрессии были сугубо централизованными акциями. Сохранилось огромное количество подписанных Сталиным документов, из которых видно, что он лично руководил органами госбезопасности и проведением террора. Среди этих документов – решения Политбюро, телеграммы, подписанные Сталиным, многочисленные протоколы допросов, по которым которые он отдавал указания о дальнейших действиях, утвержденные подписью Сталина списки расстрелянных и т.д. Почти все эти документы опубликованы, а часто доступны в интернете (4).

Полное подтверждение того факта, что массовый террор носил централизованный характер, вызвало новые вопросы: какими мотивами руководствовались Сталин и его соратники, отдавая приказы о проведении репрессивных акций. Документы показывают, что главными целями террора были те социальные слои, которые активно сопротивлялись сталинской политике или считались потенциально опасными для режима. В их число входили так называемые «кулаки», крестьяне, сопротивляющиеся коллективизации. Постоянными целями террора были представители привилегированных дореволюционных классов, военнослужащие белых армий, члены соперничавших с большевиками партий – эсеры, меньшевики и т.д. Со временем все более значительной «группой риска» становились старые большевики, входившие в разные оппозиции, а также рядовые члены партии, которые в разное время проявляли «колебания», критиковали Сталина и его курс. Неполитическими «социально-вредными элементами» считались уголовные преступники, прежде всего, рецидивисты, имевшие несколько судимостей.

Органы госбезопасности вели персональный учет таких «опасных» категорий населения. За некоторыми людьми, попавшими в картотеки, осуществлялся оперативный надзор. Периодически сведения учетных картотек были основаниями для сравнительно ограниченных репрессий. Однако в 1937 г. политическое руководство страны приняло решение полностью уничтожить «антисоветские элементы» физически или изолировать в лагерях. Эту идею нельзя назвать новой, если вспомнить, например, сталинской лозунг уничтожения «кулаков» «как класса», выдвинутый и реализованный в 1929 г. – начале 1930-х годов.
Таким образом, массовые операции 1937-1938 гг. большинство историков считают профилактической чисткой общества от «пятой колонны» в условиях нараставшей угрозы мировой войны. Вместе с тем этот тезис требует принципиального уточнения. Речь шла не о реальной «пятой колонне», а о мнимой. Почти все жертвы террора не совершали те преступления, в которых их обвиняли. По этой причине они в последующем были реабилитированы.

Историки, особенно тех из них, кто специализируются на проблемах социальной истории, повседневности, значительное внимание обращают на общественные реакции на террор и механизмы поддержки репрессий со стороны населения. Достаточно широко распространены представления о том, что террор пользовался массовой поддержкой, что широко были распространены доносы, а это, в свою очередь, служило причиной значительного распространения арестов. Иначе говоря, люди доносили друг на друга, а органы – реагировали. Неоднократно повторяется нелепое и безответственное утверждение о четырех миллионах доносов, пущенное в ход писателей С. Довлатовым. Никакая статистика такого рода не существовала. Цифра взята с потолка.

Многие исследования последних лет позволяют утверждать, что доносы играли вспомогательную роль в эскалации террора. Чекисты обладали собственными учетными базами данных о «врагах» и «подозрительных», которые пополнялись в течение многих лет. Эти учетные данные послужили исходным материалом для массовых операций. По мере распространения террора использовались другие способы выявления «врагов». Широкое поле для изобретения новых дел давали «показания», выбитые на допросах при помощи пыток. Из числа знакомых, друзей, родственников, соседей арестованного «врага» можно было быстро сконструировать любую «террористическую» или «шпионскую» организацию. Сотрудники НКВД запрашивали справки различных органов власти (прежде всего, сельсоветов) о социальном происхождении, национальности и т.д. На основе таких справок также производились аресты. Практиковались облавы в селах и на стройках, где жили и работали бывшие «кулаки», на рынках и т.д. Захваченных в ходе таких облав совершенно случайных людей пытали на допросах и заставляли признаться в участии в «террористических организациях».

Такие массовые способы выявления «врагов» обладали для чекистов очевидным преимуществом. Они позволяли быстро выполнять растущие планы по арестам. Доносы, поступавшие в порядке самотека, не давали таких преимуществ. В результате, как показывают исследования, в следственных делах содержались в основном «признания», полученные во время допросов. Исследователи фиксируют игнорирование в НКВД сигналов снизу. Часть сохранившихся доносов, как предполагают исследователи, были написаны «штатными свидетелями» или агентами под диктовку сотрудников НКВД, т.е. фактически не представляли собой доносы в буквальном смысле этого слова. Запустив конвейер пыток, органы госбезопасности в избытке были обеспечены «кандидатурами» на новые аресты и не нуждались в подсказках доносчиков. В конце 1937 г. Ежов разослал в УНКВД краев и областей указание с требованием сообщить о заговорах, которые были вскрыты с помощью рабочих и колхозников. Результаты были разочаровывающими. Типичная шифровка пришла 12 декабря 1937 г. от начальника Омского УНКВД: «Случаев разоблачения по инициативе колхозников и рабочих шпионско-диверсионных троцкистско-бухаринских и иных организаций не было» (5).

OperativnyPrikazNKVD00447-578x800В общем, доносы, особенно в периоды массовых операций, составляли лишь один из источников «компрометирующей информации». Сталинский террор и массовые доносы были явлениями связанными, но, как правило, автономными. Активизируясь по мере нарастания террора, доносы, несомненно, служили основанием для какого-то количества арестов. Однако истинные причины эскалации массовых операций, их цели и направления определялись вовсе не «общественной активностью». Они зависели от приказов высшего руководства страны и деятельности карательных органов, запрограммированных на фабрикацию дел о массовых и разветвленных «контрреволюционных организациях».
Наконец, изучая последствия массового террора, механизмов выживания в экстремальных условиях, очень важно рассказывать о тех людях, которые продолжали вести себя достойно, как могли противодействовали произволу, помогали жертвам репрессий. Они поддерживали семьи арестованных, брали на воспитание их детей, подписывали письма в защиту узников. Эти проблемы, несмотря на сложности с источниками необходимо изучать. Они имеют важное значение как с научной точки зрения, так и с социально-политической. Память об этих людях, наряду с памятью о жертвах террора, важно сохранить.

Спасибо.

Вопросы из зала:

1. Екатерина Б. : «Хотела спросить Ваше личное мнение в вопросе о степени ответственности государства и народа. Насколько народ несет ответственность, или он совсем становится бесправным и никакой ответственности не несет? и при каких условиях это возможно?»

- Это очень интересная и сложная проблема. Авторитарные государства, диктатуры всегда гораздо сильнее общества и отдельного человека, которых они стремятся полностью подчинить себе и лишить почти всех прав, включая права на жизнь. Что касается поддержки Сталина народом, то мы должны помнить, что Сталин пришёл к власти не в результате массовой поддержки, а интриг и борьбы в руководстве партии. Сталин никогда не участвовал в честных демократических выборах, в которых людям дали бы возможность высказать свое мнение. Более того, как мы теперь знаем благодаря документам, реализация сталинский курса с самого начала вызвала массовое сопротивление в стране. Несколько миллионов крестьян участвовали в антиправительственных восстаниях в 1930 г. в связи с массовой коллективизацией. Были массовые выступления рабочих. Далеко не все поддерживали Сталина даже в партии. Недовольство было подавлено силой. И чем шире распространялся террор, тем слабее становились протесты. В целом, проблемы социальной поддержки и социального противодействия сталинскому курсу требуют дальнейшего изучения. Мы только в начале этого пути.

2. Анатолий: «Вы уже упомянули, что более-менее изучен период 1937-38 годов, а периоды 1930-х и 1940-х годов можно редко видеть статистику. В чем причина: документов не существовало в такой степени подробных как до руководства Ежова, или они были уничтожены?»

- Совершенно верно, есть хронологическая неравномерность в изучении проблемы. Однако статистика есть по всему периоду от 1921 года, и далее - до смерти Сталина. Сказать, что эти процессы совсем не изучаются, нельзя. Есть, например, работы о терроре в период коллективизации. Однако период с начала 1930-х годов до массовых операций 1937-1938 гг. все еще требует исследования, хотя кое-что сделано. Во многом нужно разбираться применительно к военному и послевоенному периодам. Документы есть, хотя их и не так много, как о массовых операциях 1937-1938 гг. Помимо наличия источников свою роль, вероятно, играет общественный интерес и понимание историками значения тех или иных событий. У каждого исторического явления есть свои пики, в которых наиболее ярко отражались его закономерности и суть. Если говорить о массовых политических репрессиях, то более ярким проявлением был именно террор 1937-1938 года. Это и вызывает такой поток исследований, посвященных этим событиям.


Stalin visa on repressions list