Протоиерей Кирилл Каледа: Мы не можем судить время.
Об истории Бутовского полигона, о расстрелянных на нем белорусских и российских новомучениках XX века и о том, каково это – быть внуком святого, - рассказывает настоятель храмов Новомучеников и Исповедников Российских, возведенных на месте массовых захоронений в Бутово.
Двадцать лет назад, летом 1996 года, здесь совершилось первое богослужение в построенной на месте массовых расстрелов бревенчатой церкви – храме Новомучеников и Исповедников Российских. А десять лет назад, в 2006 году, совсем рядом с полигоном на частные пожертвования был возведен большой белокаменный храм с таким же названием.
Настоятель обеих церквей, «старой» и «новой» - протоиерей Кирилл Каледа, по отцу – белорус. Здесь, на Бутовском полигоне, покоятся святые мощи его деда по линии матери – священномученика Владимира (Амбарцумова), иерея Русской Православной Церкви, расстрелянного на Бутовском полигоне 5 ноября 1937 года.
Кирилл Глебович Каледа родился в 1958 году, в день Иоанна Крестителя - 7 июля, в Москве. Его отец, профессор Глеб Каледа, доктор геолого-минералогических наук, в 1972-м был тайно рукоположен во священника. В 1990 году о. Глеб вышел на открытое служение, был настоятелем храма в Бутырской тюрьме.
Его сын, будущий протоиерей Кирилл, в 1980-м олимпийском году закончил обучение на геологическом факультете МГУ и до середины 90-х работал научным сотрудником в Геологическом институте Российской Академии наук. Много потрудился в экспедициях и лабораториях. Кандидат геолого-минералогических наук, автор ряда научных статей и монографий.
В 2000 году награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством II степени, в 2007 г. - орденом благоверного князя Даниила III степени.
- Скажите, отец Кирилл, каково это – быть внуком святого, молиться возле иконы с изображением родного деда?
- Мне трудно ответить на этот вопрос… Эти душевные ощущения невозможно передать словами. Это можно только чувствовать. Именно благодаря деду, священномученику Владимиру, которого я, конечно, никогда не видел, я и очутился на церковном служении возле массовых захоронений невинно убиенных соотечественников. Отказался от научного поприща. А это было нелегко.
- Расскажите, пожалуйста, о Вашей семье и о себе.
- Дедушка Александр Васильевич, папа моего отца, был родом из белорусского Полесья - происходил из села Лешня, ныне это Копыльский район Минской области. Я все никак не соберусь съездить туда – времени не хватает. А в Беларуси бываю, например, посещал Куропаты – там тоже массово расстреливали людей при Сталине. Корни у отцовских предков – крестьянские, но, начиная с прадеда, Василия Пантелеймоновича Каледы, стали потихоньку выходить «в образованные люди». Василий Пантелеймонович в конце XIX занимался медицинской практикой, был фельдшером. Два сына, мой дедушка и его брат, получили духовное образование: закончили Минскую семинарию. В начале ХХ века это была одна из лучших семинарий в Российской Империи. Но они учились там только ради знаний и не предполагали идти по церковной стезе – просто хотели влиться в российскую техническую интеллигенцию.
Александр Васильевич после семинарии поступил в Петроградский политехнический институт, стал экономистом. Его супруга, моя бабушка Александра, происходила из древнего дворянского рода Сульменевых: в их роду было несколько генералов, адмиралов… Ее отец, Роман Петрович, был в начале ХХ столетия воспитателем будущего сербского короля Александра, и какое-то время семья жила в Белграде. Когда королевич Александр приезжал учиться в Петербург, то мой прадед по матери, Роман Петрович Сульменев, вместе со своим воспитанником обитал в Зимнем дворце. Кто бы мог тогда подумать, что в 1920 году дочь этого высокопоставленного человека, царского генерала, выйдет замуж за крестьянского сына! Но времена изменились, и Александра Романовна Сульменева, моя бабушка, стала женой деда – Александра Васильевича Каледы, простого, хотя и образованного, парня из Полесья.
Дед по матери, Владимир Амбарцумович, будущий священномученик, расстрелянный в Бутово в 1937-м, овдовел в 1924 году. И через несколько лет перешел из баптизма в православие, принял священный сан в те нелегкие для Церкви годы. И стал впоследствии святым новомучеником. Слово «новомученик» появилось в церковном обиходе не так давно, однако я с детства знал, что дедушка Володя был священником и отдал жизнь за веру православную, за Христа. Только ни я, ни другие члены семьи ведать не ведали, где его расстреляли, в каком месте он лежит.
И я прекрасно понимал в советское время, когда занимался научной работой, что для меня мечтать о каких-то загранпоездках просто глупо. Мне один раз предложили сплавать на корабле из Владивостока в Одессу с заходом в Новую Зеландию, Сингапур, Австралию… Я сослался на плохое здоровье, не стал объяснять, почему меня в эту поездку не выпустят, и предложил на это место своего коллегу.
- Это Ваш отец, выдающийся ученый, вдохновил Вас заниматься геологией?
- Да, конечно. И я очень благодарен судьбе, что много поработал «в поле» как геолог – в Казахстане, на Чукотке, в Сибири… Потом меня все-таки стали выпускать за рубеж. В частности, я побывал с геологическими исследованиями в Сирии. Вспоминаю селение Маалюля, которое сейчас разрушено террористами. Это одно из последних селений, где говорили на том самом языке, на котором говорил Христос - на арамейском. Там было два древних монастыря, один сейчас уже точно разрушен, другой, по-моему, тоже. И вот около монастыря я занимался геологическими исследованиями. Ну и, конечно, эти профессиональные навыки пригодились при раскопках Бутовского захоронения, при создании некрополя. Было важно правильно закладывать шурфы, воссоздавать направление расстрельных рвов.
- Как вообще Вы обратились к теме Бутовского полигона? Как получилось, что этот священный клочок земли вошел в Вашу жизнь, преобразил ее?
- До 1995 года это был охраняемый органами госбезопасности объект. Никого за деревянный забор, обтянутый поверху колючей проволокой, не пускали. На полигоне постоянно дежурили в небольшом домике вооруженные сотрудники КГБ, под конец – ФСК, ФСБ. После окончания периода массовых расстрелов на месте тайных массовых захоронений посадили яблоневый сад. Нигде нет таких вкусных, сочных, сладких яблок, как здесь! Яблоки кроваво-красные… Так вот здесь все охранялось, а вернее – скрывалась правда.
Бутовский полигон был открыт для общественности и Церкви трудами нецерковных людей. В начале 1990-х годов возникла инициативная группа по увековечиванию памяти пострадавших в годы репрессий, и усилиями этих людей в архиве КГБ были обнаружены документы о расстрелах в Бутово. Стали известны имена 20760 человек – согласно актам о приведении в исполнение приговоров.
Начали исследовать архивные следственные дела, и выяснилось, что среди пострадавших очень много священнослужителей. Эти материалы были переданы в РПЦ, и Святейший Патриарх Алексий сразу принял решение, что на этом месте надо строить храм-памятник.
Охранники из ФСБ уже ни во что не вмешивались, не препятствовали. Весной 1994 года здесь был установлен и освящён крест. И после этого началась деятельность по возведению церкви. Для меня тогда было совершенно естественным принять участие в мемориальном проекте, посвященном памяти жертв репрессий. Ведь мой дед Владимир был репрессирован. В конце 94-го умер отец - геолог и священник. И я, можно сказать, пошел по его стопам – тоже стал совмещать научную работу с церковной деятельностью. Была создана община из родственников пострадавших, меня выбрали председателем приходского совета. В 1996 году рукоположили во диакона, и тогда же стараниями архитектора Дмитрия Шаховского, тоже потомка одного из расстрелянных здесь священномучеников, была воздвигнута бревенчатая церковь Новомучеников и Исповедников Российских.
Естественно, встал вопрос, а где же расстрельные рвы, траншеи? Где лежат останки убитых людей? Стали исследовать территорию, закладывать шурфы.
Постепенно открывалась страшная правда. В 37-38-м годах экскаваторы карьерного типа выкапывали для погребения казненных траншеи шириной и глубиной в четыре метра, длиной от 150 метров. За день в Бутове редко расстреливали менее ста человек, а бывали дни, как, например, 28 февраля 1938 года, когда казнили 562 человека.
- Кто из прославленных людей нашего Отечества был здесь казнен?
- Их много. Артисты, писатели, ученые, оперные певцы начала XX века. Где-то тут, в траншеях – останки расстрелянного председателя II Государственной думы Федора Головина, московского генерал-губернатора Владимира Джунковского, одного из первых русских летчиков, учителя знаменитого Нестерова, Николая Данилевского… Расстрелян на полигоне бортмеханик полярной экспедиции Шмидта – Брезин, правнук Михаила Кутузова, профессор церковного пения Хитрово-Крамской, художник Древин. Здесь лежат первые советские альпинисты, ну и, конечно, представители дворянских родов: Растопчины, Тучковы, Гагарины, Шаховские, Оболенские, Олсуфьевы, Бибиковы. Также - несколько царских генералов.
- Ну, этих-то понятно, за что: представители «эксплуататорских классов». А кем в массе своей были остальные тысячи и тысячи казненных?
- Большая часть расстрелянных – простые крестьяне и рабочие. Их зачастую арестовывали и казнили семьями, включая подростков и стариков. Даже беременных женщин. Много милиционеров, много метростроевцев. Врачи есть, очень большое число учителей, причем совсем молодых, которые при царе еще детьми малыми были. За что их так? Видимо, за неосторожное слово, за дружбу или родственные связи с «бывшими».
В январе 1938 года в стране с санкции властей началась тайная расправа над инвалидами, и уже в феврале–марте в Бутово расстреляли 1160 калек. Они своим убогим, жалким видом портили радостную картину строительства коммунизма. Так что людей с ограниченными возможностями уничтожали не только после войны, но и задолго до ее начала – просто такая бесчеловечность вполне соответствовала моральному облику большевистских главарей.
Здесь лежат люди шести десятков национальностей. На первом месте по общему количеству – русские. А белорусов, причем только этнических, на Бутовском полигоне расстреляно 380 человек. Это не считая поляков, евреев, русских и представителей других народностей, родившихся и живших в Беларуси.
- Давайте полистаем мартиролог – перечень казненных на Бутовском полигоне этнических белорусов. Вот, к примеру, тракторист из Минской области Роман Шарамет, 30 лет… Пожарный из Гродненской области Степан Шаборда… Железнодорожник из Гродненской области Николай Чупрет, литейщик с Могилевщины Николай Черноземов, крестьянин-единоличник из Гомельской области Василий Федорович… Метростроевец Василий Булыга, родом из Минской области; главный врач дома инвалидов из Гродненской области Иван Пацевич, студент МИИТа из Гродно Константин Клим, учитель из Полоцка Сергей Соболенко – ему было всего двадцать лет!
- Да-да, много совсем юных парней, жизнь которых только начиналась.
- Отец Кирилл, я обратил внимание, что особенно много среди расстрелянных белорусов – выходцев из западных областей, в частности, Гродненской.
- Видимо, можно предположить следующее. В 37-38 годах, когда здесь творились злодеяния, запад Беларуси был под Польшей. И людей, родившихся в тех краях, легко было обвинить во враждебном отношении к советской власти. Мол, ты по факту своего рождения сочувствуешь панской Польше. Вот и все, человек приговорен.
- Я многократно бывал на мемориале «Бутовский полигон» и часто видел здесь автобусы, доставившие сюда паломников из разных мест – Курска, Воронежа, даже – Ташкента. Появляются у храма Новомучеников и Исповедников Российских и автобусы из Беларуси – помню автобус с табличкой «Минск».
- Да, паломников на автобусах приезжает много. Как правило, родственники расстрелянных здесь людей договариваются между собой, нанимают автобус и едут поклониться праху своих предков. Немало среди паломников совсем древних стариков. И, конечно, нет ничего удивительного в том, что сюда приезжают помолиться о упокоении родственников люди из Беларуси. Хотя я, честно говоря, не придаю значения, откуда прибыли паломники, не смотрю на таблички.
- Среди расстрелянных этнических белорусов – шесть новомучеников и исповедников Христовой веры. Расскажите, пожалуйста, о белорусских святых, чьи мощи покоятся здесь.
- Конечно, я знаком с биографиями, а, если говорить по-церковному – житиями новомучеников из Беларуси, пострадавших в Бутово. Они изображены на соборной иконе Новомучеников и Исповедников российских, в Бутово пострадавших. Преподобномученик Гавриил (Гур) был родом из простых крестьян Минской губернии, уже в юности стал иноком и вел жизнь подвижническую. Был арестован за то, что призывал прихожан своей церкви к покаянию – в частности, за братоубийственную гражданскую войну, говорил, что верующий человек должен терпеливо переносить гонения и страдания. Призывал людей чаще ходить в церковь и не отрекаться от Бога. Отца Гавриила расстреляли за это на Бутовском полигоне.
Священномученик Петр (Ворона), родом из крестьян Гродненской области, служил священником в Подольске. Там в 1937-м прошли массовые аресты церковнослужителей, и отца Петра обвинили в том, что он поддерживал отношения с арестованными священниками, когда они еще были на свободе. Вот такое обвинение. А еще ему вменили в вину то, что он писал письма матери, которая осталась в Гродненской области, а это уже была в 1937 году территория Польши. За эти «преступления» отца Петра расстреляли в Бутово, теперь он - святой.
Священномученик протоиерей Илья Рылько, из крестьянской семьи Оршанского уезда Могилевской области, был расстрелян за то, что отрицал свободу вероисповедания в СССР, открыто говорил о притеснении верующих и священнослужителей.
Священник Виктор Пылинский, родом из Шкловского района Могилевской губернии, был расстрелян в 1937 с обобщенной формулировкой: «за контрреволюционную агитацию». Ныне отец Виктор – в сонме Бутовских новомучеников.
Павел Гук из Гродненской губернии был лишен возможности служить священником, перед арестом работал бухгалтером. В 1937 году ему припомнили, что он недавно был иереем, и расстреляли все по тому же пресловутому обвинению в контрреволюционной агитации.
По этому же огульному обвинению в 1938 году был казнен на полигоне уроженец Могилевского уезда, священномученик Иван Брецкий, священник.
- Что ж, отец Кирилл, мы поговорили о святых людях, давайте вспомним и о том, что здесь, на Бутовском полигоне, были расстреляны также сотни сталинских палачей – причем среди них те, кто сам до этого приводил приговор в исполнение именно здесь, в Бутово. Получается так, что кости убийц перемешаны в общих захоронениях с останками их жертв?
- Да, именно так. Теперь уже не разобрать, где тут мощи новомученика, а где – прах его палача. И лично я вижу в этом некий Промысел Божий. Этакий свершившийся круг.
Здесь, кстати сказать, был расстрелян и зарыт Мартын Лацис – один из самых свирепых массовых убийц того времени, ближайший сподвижник Дзержинского в создании системы ЧК и ОГПУ-НКВД. В годы гражданской войны он устроил чудовищную резню мирных жителей в Киеве.
Мы собираемся в ближайшее время установить здесь, на полигоне, памятные каменные доски с именами всех двадцати тысяч человек, расстрелянных в этом месте. Так вот, на досках будут высечены имена и священномучеников, и Лациса.
Мы не можем судить время. Оно отпущено нам свыше, и не в нашей власти изменить что-либо в прошлом своей страны.
- Спасибо за беседу, и успехов Вам в Вашем нелегком служении!
Александр Аннин